На постоялом дворе я высказал соратникам мысль – днем отоспаться, а выехать в дорогу вечером. Нечисть солнца не любит, прячется днем в темные углы, а ночью выходит на охоту.
Герасим активно запротестовал:
– Ночью не видно ничего, как драться, если глаза не различают в темноте врага?
– А ты на шорох, на шум стрелы пускай.
Герасим задумался. Андрею же было все равно.
– Что днем, что ночью палицей махать – все равно до врага не более аршина. Решай сам.
– Тогда всем спать, к вечеру выедем, пока ворота открыты.
Так и сделали. Успели в последний момент. Одну створку тяжелых ворот уже прикрыли, когда мы выскользнули. Стражник только выкрикнул:
– Куда? Опасно ночью на дорогах. Назад не проситесь – не пущу!
Ехали не спеша – ни к чему раньше времени утомлять лошадей. По сторонам поглядывали зорко, но опустившаяся темень не позволяла ничего разглядеть даже среди близко стоящих деревьев.
К полуночи успели одолеть почти половину пути. Показавшаяся из-за облаков полная луна хорошо освещала дорогу. Лошади стали прядать ушами, мотать головой.
– Атаман, беспокоятся лошади, никак волки близко, – подал голос Герасим, прирожденный лошадник.
Татары сызмальства растут в седле – для них лошадь и средство передвижения, и печка в холодное время в походе, и еда, когда голодно. Ему стоило верить.
– Оружие приготовьте, други. И смотрите в оба. Хорошо, если это просто волки.
Над нами с шелестом что-то пролетело. Я поднял голову, но что увидишь в ночном небе? Возникло чувство тревоги, беспокойства. Сняв щит с петли у седла, я перебросил его за спину. Как вовремя! Буквально через несколько мгновений я почувствовал сильный удар в щит, заставивший содрогнуться все тело. Разум еще не осознал, что произошло, но рукой с саблей я резко взмахнул, описав полукруг над головой. Раздался какой-то писк, и от меня с шелестом метнулась тень. Что за чертовщина?
– Быстро в круг!
Ратники составили лошадей. Теперь мы стояли в центре дороги, спина одного была прикрыта спиной другого. Павел, обернувшись, удивился:
– Атаман, да у тебя весь щит изодран, щепки торчат! Кто это тебя так?
– Сам не знаю, тварь неведомая в спину ударила. Советую и вам щиты на спину перебросить.
Все дружно перебросили щиты за спину. Опять послышался зловещий шелест, и в неверном лунном свете мы увидели, как, пикируя с небольшой высоты, на нас налетает что-то вроде большой летучей мыши. Широкие перепончатые крылья, голова в темноте почти не видна, на месте лица – или морды? – выделяются лишь два зеленоватых глаза. Герасим успел из лука выпустить пару стрел. Они пробили перепонки на крыльях, не причинив твари вреда.
Вот тварь ближе и ближе, уже видна распахнутая пасть. Перед нами тварь захлопала крыльями, притормаживая, и выставила вперед ноги со здоровенными когтями. Павел метнул в нее охотничий нож, а Андрей попытался достать палицей. Высоковато, удар пришелся в воздух, и тварь когтями разодрала рукав его тулупа. Хорошо, что у всех под короткими тулупами были надеты кольчуги. Тварь с мерзким криком отлетела и стала полукругом набирать высоту. Меня осенило – да это же крикса! Я вспомнил слова старого волхва. Как есть она – перепончатые крылья, змеиная голова, мохнатое тело, длинные и крепкие когти на ногах.
– Герасим, в крылья не стреляй, только стрелы переведешь. Эта тварь имеет острые зубы и крепкие когти, целься в тело! Андрей, если получится – палицей бей в голову, Паша – постарайся отсечь ноги.
Мы внимательно вглядывались в небо, остроглазый Герасим закричал:
– Вон она! – и указал рукой. На фоне темного неба еле виднелась еще более темная тень.
Крикса приближалась и начала снижаться. На этот раз она ударила когтями в морду коня Павла. Конь дико заржал и взвился. Павел смог удержаться, и сабля молнией сверкнула в его руке. Тварь заверещала и взмыла, обрызгав нас вонючей жидкостью.
– Кровь, что ли? Или что у нее там вместо крови? – Павел саблей указал на дорогу.
Я всмотрелся. Там валялась нижняя часть ноги – практически одна стопа с огромными когтями.
– Молодец, Паша! Достал ты ее! Может, раны улетит зализывать?
В мозгу молнией промелькнула мысль – даже не мысль, а воспоминание. Ведь волхв говорил, что криксы налетают стаей.
– Парни, я думаю – она будет не одна. Надо срочно искать одинокое, высокое дерево. Оно не даст криксам напасть сверху, а сбоку нам отбиться легче будет. По дороге – рысью марш!
Все без лишних слов пустили коней вперед. Через несколько минут Герасим закричал:
– Вижу! Дерево вижу!
Высокая ель стояла недалеко, в нескольких метрах от дороги, и мы подскакали к ней. Конь Павла шатался, по груди его текла кровь. Здорово зацепила его тварь.
– Быстро снимай седло – и на купленную лошадь. Сумки тоже на нее, хоть чуть лошадь от когтей прикроют.
И не успел я договорить, как Павел соскочил с лошади. На помощь ему кинулся Герасим. Вдвоем они быстро переседлали лошадь, забросили на нее переметные сумы. Освобожденная лошадь Павла отошла от ели несколько шагов и рухнула. Павел аж зубами от злости заскрипел.
– Я с ней в добрых сечах бывал, а тут – какая-то тварь…
Он не договорил. Послышался шелест крыльев, мерзкие крики, и мы увидели трех крикс. Они летели метрах в десяти над дорогой, явно высматривая нас. Андрей вытащил из петли трофейную охотничью рогатину.
– Сейчас я попробую снять одну птичку!
Он взял рогатину на изготовку. Конечно, это не сулица – легкое метательное копьецо, и не копье. С рогатиной ходят на медведя. Тяжело метать толстое древко, увенчанное лезвием – широким и коротким мечом. Но Андрей был здоров, как бык, и полагался на свои силы.